Танки подпирали энергично. Нашим частям пришлось отступать. Вскоре все три машины нашей мастерской по­дошли к переправе через Дон у Аксая. Улица круто спускалась к перепра­ве. Машинам, попавшим в поток оче­реди на переправу, уже ничего не ос­тавалось делать, только медленно спускаться на тормозах впритык, одна к другой. Было ранее утро, около четырех. Самолетов в небе еще не было. Я сидел в кабине грузовичка ГАЗ-АА вместе с Польским, поминутно выска­кивая, чтобы подложить под переднее колесо или убрать обрубок чурбака. Однажды я замешкался и переднее колесо машины въехало мне на ступ­ню. Я дернулся, но нога оказалась плотно защемленной. В следующее мгновение колесо спокойно съехало со ступни, ничего особенного с ногой не случилось... И в следующее же мгновение я уже сам, сознательно, подставляю ступню в сапоге под пе­реднее колесо: крепко давит, но тер­петь вполне можно... Оглядываясь на­зад, спрашиваю себя: что это, беспеч­ная молодость, любопытство и экспе­риментаторство, ухарство и проверка себя таким несколько наивным спосо­бом? Да, все это имело место. Все это было и у меня, и у других двадцатилет­них. Да и не только двадцатилетних. Помню себя еще в нескольких недаль­новидных экспериментах, где риск не был обусловлен жесткой необходимо­стью: жердью измерял, насколько глу­боко ушли в землю неразорвавшиеся бомбы. Вставлял жердь в отверстие до жесткого упора в радиатор бомбы: на жестком грунте, на мягком грунте... Несколько раз переплывал Дунай, бе­рега которого были буквально осыпа­ны мелкими противопехотными мина­ми... В Чехословакии нырял в озерах с крепчайшим соляным раствором...

Подходит вода. Въезд на понтон­ный мост еще издали ограничен вере­вочными канатами на частых кольях. Наши три машины осматривают кон­тролеры-автоматчики, особенно ЗИС, бывший когда-то газогенераторным. Они смотрят, не перегружена ли ма­шина: можно повредить наплавной мост. У кого перегружена — отправ­ляют в сторону на километр. И под дулами автоматов не поспо­ришь. А уж там — разгружайся, как хочешь. И лишь потом снова заезжай в хвост двухкилометровой очереди на переправу...

У нас автоматчики ничего опасного не обнаруживают. Пропускают за гра­ницу красных тряпок, привязанных к канатам. А это значит, что на мост мы попадаем. Но сами-то мы знаем, что наш ЗИС перегружен: сзади, в закрытом кузове, перед дверью, — маскиро­вочное барахло из спутанной связистской проволоки. В фургоне много сор­тового металла, а в его передней части закреплен токарный станок «ДиП» («догоним и перегоним»). Тяжелый станок первых пятилеток, для питания которого электричеством в машине смонтирован еще и вспомогательный двигатель с динамомашиной. Станок «ДиП» — это наша главная гордость и ценность. На нем и поршни протачи­вать приспособились, и стаканы ци­линдров прошлифовывать. А где еще найдешь такие возможности в услови­ях второго года военного времени? Скаты нашего ЗИСа несколько пере­качаны, поэтому перегрузка сразу не заметна. А судить по рессорам авто­матчики еще не научились, да и в то время было трудно — сколько раз при­ходилось брать сходу железнодорож­ные рельсы, серьезные канавы и выбо­ины, так что рессоры многих машин выглядели плачевно.

Наблюдая, как погружаются вмес­те с полотном моста идущие впереди ЗИСы, ясно представляем себе, что нам предстоит «хлебать». И совер­шенно не ясно, чем все это закончит­ся. Тихо совещаемся и решаем, что постараемся идти с интервалом от других машин и всеми силами, всем коллективом будем подталкивать наш ЗИС вдоль моста. Или уж поперек — с моста, если вода зальет мотор так, что он заглохнет окончательно. При­готовили стальной канатик - «снасточку», чтобы в последний момент скрепить наш ЗИС с идущей впереди на­шей же полуторкой — пусть подтяги­вает по мере сил.

И вот мост под колесами. Первые понтоны стоят, опираясь днищем о дно у берега, и мост еще не чувствует веса. Тут-то вот бегом и накидываем нашу соединительную «снасточку», связывающую ЗИС с полуторкой. Пока все идет хорошо, и самолетов над головой нет. Но вот русло Дона набирает глубину, и мы начинаем тонуть... Помимо тянущихся по мосту непрерывной цепочкой машин, по краям настила моста, держась за жиденькие оградительные канаты, бредут с узлами на спинах и в руках гражданские. Среди них много стариков и детей.

Задние колеса нашей трехтонки уже полностью в воде. Гражданские по сторонам, погружаясь на метр в воду вместе с настилом моста, судорожно держатся за канаты. Многие женщи­ны и дети визжат... Сами мы, по пояс мокрые, изо всех сил, как только мо­жем, подталкиваем наш ЗИС и переднюю полуторку... Сквозь визг и крики слышим сзади надсадный бас коман­дира правого берега переправы: «Кто, сволочи, пропустил?! Кто мне пере­праву порвать хочет?! Расстреляю, сволочи!». Но мотор дорогого «зиска» все журчит и журчит. Вот и середину моста миновали. Визги и крики по сторонам стали менее пронзительны­ми. А вот и последние понтоны — крайний из них тоже опирается о дно у берега, и настил уже не тонет под колесами машины. Однако командир левого берега и его автоматчики злы: несколько часов назад тяжелая маши­на была сброшена с моста, при этом она зацепилась за канатный поручень, перекосив весь настил моста. Пере­права была нарушена. Дула автоматов направлены на нас, заставивших не­мало поволноваться и их... Получаем отборные словесные внушения... Но мы уже на сухом берегу. Стальная «снасточка» с полуторки сброшена, и передняя машина поддала газу, ухо­дя вправо по дороге. А переволновав­шийся водитель ЗИСа, оробев и струхнув под дулами автоматов, также под­дал газу, но растерялся и, вместо того чтобы свернуть за полуторкой, по­мчался прямо по целине. Проехав по дуге метров 120— 150, засел по брюхо в прибрежном песке всеми четырьмя колесами...

Автоматчикам до нас уже нет ни­какого дела — у них свои дела у съезда с моста. А тут еще и «голубчики» немецкие показались в небе. На фар­ватере Дона одна за другой взрыва­ются цепочки бомб, однако в мост по­ка ни одна из бомб не попала. То же самое и при повторном заходе. Улете­ли пустыми, практически не причи­нив вреда...

Через полчаса на одной из ушед­ших вперед машин возвращается на­чальник мастерской Кудинов. Кричит на шофера, на нас: ЗИС безнадежно сидит по брюхо в песке. Что же делать? Посовещавшись, решаем: Куди­нов с двумя передними машинами за­держиваться не будет. Он через Батайск, на пути к которому надо ми­новать еще два пока целых моста, по­едет в станицу Кагальницкая и поста­рается ждать нас там не менее трех дней. А мы вчетвером должны будем любым способом, работая днем и но­чью, пытаться вытащить наш ЗИС. Но как вытащить? Танка поблизости нет и быть не может. Видели один трак­тор, тащивший по мосту сцепку из двух прицепов, но о помощи тракто­рист и слышать не хочет: «На ваш ЗИС три трактора надо». А тут уже ле­тит новая партия «голубчиков». Впро­чем, результат опять тот же — наплав­ной мост цел. Ближайшая из бомб ра­зорвалась на берегу, метрах в пятиде­сяти от нас.

Постепенно вызревает план вызво­ления машины: пойти к воде, подо­брать три телеграфных столба с пере­битыми проводами, что видны неподалеку от нас. Собрать на берегу мусор, доски и, наблюдая за воздухом в этом беспокойном месте, присту­пить к работе. Идем. Приносим три столба. Автоматчики теперь уже боль­ше посмеиваются над нами, чем мате­рятся. У них по-прежнему свои дела - крайний понтон все чаще и чаще стал отходить от берега. Его подтяги­вают кабестаном и все чаще и чаще ныряют в свои «норы», укрываясь от бомбящих и постреливающих из пуле­метов «голубчиков». На этом берегу свободно. Только несколько остовов сожженных накануне машин. Пере­правившиеся машины уезжают отсю­да с возможной поспешностью. А на том берегу, в очереди, горят несколь­ко машин.

Снова идем к берегу за прибив­шимся плавучим мусором. А на бере­гу... Вот, братцы, куда бы теперешнего рыболова! Полуживые и уже разло­жившиеся, глушеные бомбами сомы устилают кромку воды, а живые ле­жат в воде вверх белым брюхом и по­шевеливают плавниками. Крупного сома можно брать втроем на плечи и нести к автомашине... Вспоминаю записки Аксакова о пережитых им в детстве моментах на рыбалке, когда он присутствовал при поимке очень крупной щуки в Голицынском пруду. Описывая пережитое и свою страсть любителя-рыболова, Аксаков добавля­ет, что встреча со щукой подобных размеров в пожилом возрасте могла бы стоить ему жизни: настолько силь­но такая встреча могла бы взволно­вать его уже больное сердце.

Думаю, что виденные тогда нами у переправы глушеные авиабомбами шевелящиеся сомы существенно пре­восходили по размерам ту щуку, о ко­торой вспоминал Аксаков. И уж, ко­нечно, они могли бы взволновать и по­разить воображение сегодняшних ры­боловов. Разумеется, мы не пожелали выловить ни одного живого сома: ма­шина — на грани гибели, а «голубчи­ки» ежечасно подваливали, волна за волною.

Понемногу лопатами подрываемся под колеса. Орудуем одним из теле­графных столбов как рычагом, выве­шиваем машину и подкладываем под колеса жесткий мусор. Понемногу-по­немногу машина пятится назад, появ­ляется надежда, и наши усилия не ос­лабевают.

Часам к шести вечера машину уда­лось развернуть, и мы потихоньку вы­вели ее на дорогу. Охватила радость. Помчались догонять своих. А переправу за весь день «голубчики» так и не прервали. Ни одна бомба, насколь­ко я тогда мог уследить, ни в один из понтонов не попала. Но и очередь на переправу на том берегу к моменту нашего отъезда не убавилась.

На стационарном мосту под Батайском снова попали под бомбежку. Пе­реправились благополучно, однако не без трудностей: на настиле моста зияли крупные дыры, через которые там, внизу, плескалась вода. Непосредст­венно вслед за нами как будто было еще несколько попаданий мелких бомб в настил. Оглядываемся — на той стороне перед мостом уже стоит с десяток автомашин. Там, видимо, скапливается новая пробка.

К станице Кагальницкая подъезжа­ем засветло. Переезжаем еще один маленький однопролетный мост через речку Кагальник. Мост цел, однако слева от него, метрах в сорока, прямо в центре реки, возвышаются крутые земляные валы, перекрывшие речку. Уперевшись в вал, вода стоит букваль­ным образом, медленно повышаясь в уровне: днем какой-то «юнкерс» всадил туда полутонную, а может, и тонную, бомбу, но промазал...

Находим своих. Нас встречают как героев: догнали невредимыми, сами, с неповрежденной машиной и стан­ком... Им здесь тоже досталось... Си­дим всем составом мастерской на ка­ком-то высоком крыльце и около крыль­ца. Вспоминаем перипетии дня. Не знаю, откуда и как появилось вино. Нас, прибывших, угощают полной кружкой сладкого цимлянского. Вы­пил я этот чудеснейший нектар да так и остался сидеть на крыльце, прива­лившись спиной к косяку двери. Ос­толбенел, как ребята потом рассказы­вали. Видимо, уж очень велико было напряжение проведенного дня... От­несли и уложили под стог. Такое было со мной, пожалуй, единственный раз в жизни. Помню только, что утром полз я, подобно лягушонку, к заросшему озерку и раз за разом обмаки­вал свою голову в теплую травянис­тую воду...

***

Продолжаем и дальше отступать быс­трыми темпами. От Кагальницкой по бескрайним, оконтуренным лесопо­садками квадратным полям Кубани едем к Армавиру, далее — к Кавказ­ским предгорьям, где части стали по­степенно закрепляться. Вскоре закре­пились прочно и остановили немцев. В местечках Индюк, Гойтх бои шли уже за каждый метр.

Источник: Журнал «Благо» №2(5), 2005 г.